Моня » Сб апр 19, 2008 11:22
Немного не в тему, но… маца навеяла.
Я одессит (это для тех, кто еще не понял), а это уже само по себе и национальность и образ жизни.
В уже далекие 60-е, когда в нашей стране не пахло религией, верой и прочими предрассудками, и наши граждане собирались в скором времени жить при коммунизме - в нашем доме проистекала обычная человеческая жизнь.
Это была хрущевская пятиэтажка. Только-только построенная и заселенная счастливыми (без преувеличения) обитателями рабочих окраин города. Жильцы нашего подъезда знали друг друга по прошлой жизни на Молдаванке (помните: «но и Молдаванка и Пересыпь…») как облупленные. На Черемушки (тогда по всей стране новые жилмассивы называли Черемушки) приехали не только люди, скарб, кошки, цветочки, но и традиции. Одной из таких традиций была жизнь в складчину. Это не называлость таким сухим словом. Это было внутренним состоянием людей. Любой ребенок во дворе кормился вровень со своей дитиной (надо читать «дытыной»). По вечерам приходя с работы уставшие, тогда молодые (30-40лет), люди собирались во дворе. У нас стояли два больших стола со скамейками, на которых умещался весь подъезд (было принято говорить не «подъезд», а «парадное»). Выносилась нехитрая еда, наличествующая в доме. Народ ел, пил, пел песни, мечтал о светлом будущем без войны, смотрел на небо (тогда в городах на небе вечером были звезды и пролетали спутники). В драках, свадьбах и похоронах участвовала вся улица…
На лестничной площадке было четыре квартиры: русская семья – коммунисты-атеисты: муж герой войны, преподаватель истории партии, жена – тоже педагог, и взрослая (по моим меркам дочь). Евреи: папа - один из лучших ювелиров города-героя и запойный пьяница (не частый случай в еврейской семье), мама – служащая, сын – обалдуй. Мы, хохлы: бабушка-пенсионерка, мама-медсестра и я - противный бутуз (папы не было вообще никогда). Четвертую квартиру занимала польская семья где папа был бригадиром дальнобойщиков и потому мама могла не работать и воспитывать пятерых детей, а так же поделиться с соседями. Прокормить хватало всех, в том числе и соседских (особых различий не делалось).
Запомнилось празднование Пасхи на этаже. Обычно, сначала наступала католическая Пасха. Семья дальнобойщиков пекла куличи ( в Одессе именно их называют пасхой, а творожную пасху называют сырной бабкой; почему не знаю), накрывала на стол добротное угощенье – гуляли все. Следующие готовили мацу евреи. Почему-то первыми всегда пробовали ее дети. Я никак не мог понять, почему праздничное блюдо такое безвкусное. Ведь на праздник надо есть сладости. Последними пекли пасхи мы. Деньги на это мероприятие собирались несколько месяцев. Бабушка доставала формы, которые еле вмещались в духовку (остатки былой роскоши – наша семья была очень состоятельна и родовита по дореволюционным меркам, но советская действительность уничтожила почти все. Остались почему то мелочи типа больших куличных форм). Выпекалось неимоверное количество куличей (пасох). Угощался весь дом и соседи по улице (тоже давняя барская традиция – накормить – напоить всю прислугу и все окружение не взирая на то, что денег нет). Все кто знал мою бабушку с дореволюционных времен называли ее «мадам», что очень возвышало ее в моих детских глазах…
Семья коммунистов-атеистов никогда не готовила религиозные, обрядовые блюда но, с удовольствием всегда участвовала в их поедании.
Так несколько недель гулял весь дом. Через неделю после православной Пасхи весь город шел на кладбище поминать усопших.Называлось это «проводы». Движение транспорта останавливалость. С утра на могилках располагались семьи и начиналось последнее в этой череде большое застолье. На кладбище, обычно, тоже знали всех соседей. Справлялись о жизни, успехах, радовались удачам, даже знакомились и заводили романы. Но это уже другие воспоминания.
Так и остался из детства непонятный и, потому, немного загадочный, вкус мацы и безумно – сладко – пряный запах бабушкиной пасхи.
Прошло много времени с тех пор. Давно я не живу в этом доме. Да и в Одессе бываю не так часто, как хотелось бы. Лет десять назад я прошел по местам моего детства. Все было такое же, только, почему то, гораздо меньше. И деревья во дворе, и столы, за которыми проистекала дворовая жизнь. Старые соседи умерли, дети продали хрущевские квартиры и разъехались по свету.
Кто куда…